ссоримся легко и часто, а мириться так тяжко.
словно нехотя миримся.
ты теперь противоречие - впрочем, ты им была всегда, но никогда я не чувствовал это так остро, как сейчас, - то огрызаешься, щуришь глаза ореховые, презрительно фыркаешь и всем видом своим показываешь, какой я дурак и лопух, то вдруг заполняешься нежностью, смотришь несколько виновато и ласково, обнимаешь, прижимаешься и что-то шепчешь трогательно.
а я... изменился в чем-то.
ты достаешь тоненькую сигаретку, закуриваешь, а я молча отнимаю ее у тебя, тушу, если возможность есть, выбрасываю. ты от этого злишься, что-то говоришь громко и возмущенно, а я молчу и словно не слышу тебя.
*написал длинный диалог, который прозвучал между нами несколькими днями назад, но, закончив, понял, что это глупо и бессмысленно, пусть отсанется суть, суть.*
ты на меня злилась, я был где-то далеко...
не с тобой.
вряд ли расставание может быть приятным.
я был холоден и сух, а ты не верила своим глазам, ушам, не верила тому, что я сказал...
но я благодарен тебе, что слез не было.
были уговоры оставить все, как есть, но зачем, зачем? чтоб друг другу делать больнее?
правда, я не ожидал, что в столь светлом с виду человеке может оказаться столько злобы...
хех, я думал, что моя ванильная фея существо эфирное, легкое и поэтичное, но теперь, рассматривая в зеркало запекшиеся красные полосы на щеке и переносице, в какой раз понимаю, что внешность обманчива.
что ж.
эдгард отныне холост.
но на душе не облегчение, а дрянь какая-то.